ВОПРОС:
Не раз я сталкивался с литургическими странностями священников. Например, они добавляют какое-то слово к Миссалу, или же обмениваются приветствием мира со всеми присутствующими. Как вообще распознать действительно серьезные ошибки? Какие отступления от четко предписанных правил могут повлиять на действительность Мессы?
ОТВЕТ:Литургические злоупотребления, в силу которых Таинство может стать недействительным, относятся к материи и форме самого Таинства.
Материя в целом заключается в некоторых материальных элементах, незаменимых для совершения Таинства. Например, это вода в случае Крещения, а для Евхаристии такую материю составляет пшеничный хлеб и виноградное вино. Если бы, например, священник вместо пшеничного хлеба использовал кукурузный или рисовый, то Таинство было бы недействительным.
Об этом, в частности, напомнила Конгрегация вероучения в 2003 году, отвечая на сомнения тех, кто страдает целиакией и задается вопросом о возможности причащаться на Евхаристии, совершенной на безглютеновом хлебе. В письме Конгрегации утверждается, что облатки, полностью лишенные глютена, являются недействительной материей для Евхаристии. В приносимом на Евхаристии хлебе должно быть такое количество глютена (клейковины), которое бы сделало возможным хлебопечение без использования посторонних материалов. Священник может получить разрешение от епископа на использование такого хлеба для себя или для отдельных прихожан. В третьем пункте документа Конгрегации вероучения отмечается, что священник, который не может причащаться Телом Христовым под видом хлеба, даже частично лишенного клейковины, не может ни возглавлять Евхаристию, ни служить в одиночку, но только сослужить с другими пресвитерами.
То же самое относится и к вину, используемому на Мессе: для действительности Таинства оно должно быть только виноградным. Капли воды, которые добавляются к вину в знак присоединения нашей жертвы к драгоценнейшей жертве Христа, - это предписание для совершения Евхаристии, но оно не влияет на её действительность. Однако не будет действительна Евхаристия, на которой вино разбавляется водой по меньшей мере наполовину.
Итак, это была материя. Что касается формы Таинства, то она заключается в словах. В нашем случае – в словах пресуществления. Священник повторяет слова, которые произнёс Христос на Тайной Вечере:
«ЭТО ЕСТЬ ТЕЛО МОЁ, КОТОРОЕ ЗА ВАС БУДЕТ ПРЕДАНО»; «ЭТО ЕСТЬ ЧАША КРОВИ МОЕЙ НОВОГО И ВЕЧНОГО ЗАВЕТА, КОТОРАЯ ЗА ВАС И ЗА МНОГИХ ПРОЛЬЁТСЯ ВО ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ. ЭТО СОВЕРШАЙТЕ В ПАМЯТЬ ОБО МНЕ».Для того, чтобы Таинство Евхаристии было действительным, необходимо, чтобы священник произнес по меньшей мере слова: «Это есть Тело Моё» и «Это есть чаша Крови Моей». Если священнослужитель опускает или изменяет остальные слова, он совершает серьезное злоупотребление, но сущность Таинства сохраняется.
То, что неклоторые литургические злоупотребления не влияют на действельность Таинств, совершенно их не оправдывает. Священник не является «единоличным собственником» Таинства, которое совершается Церковью.
В апостольском послании Dominicae Cenae Папа Иоанн Павел II утверждал: «Как служитель, как священнослужитель, как предстоятель евхаристической ассамблеи верных, священник должен обладать особым чувством всеобщего блага Церкви, которую он представляет своим служением, но которой он также подчиняется, согласно разумной дисциплине Церкви. Он не может считать себя собственником, который по своему изволению распоряжается литургическим текстом и священным обрядом, как если бы это было его собственное благо, которому он может придать персональный и произвольный стиль. Иногда это может показаться более действенным, может даже больше соответствовать субъективному благочестию, но объективно это всегда является изменой тому единению, которое находит своё выражение прежде всего в Таинстве единства» (12).
Конгрегация богослужений и Таинств в инструкции Redemptionis Sacramentum также предостерегает от всякого злоупотребления в совершении Евхаристии.
«Злоупотребления, - читаем в документе, - нередко порождаются неверным пониманием свободы. Бог же во Христе предоставляет нам не иллюзорную свободу делать все, что нам вздумается, а свободу, посредством которой мы можем делать то, что достойно и справедливо. В самом деле, это верно не только в отношении предписаний, исходящих непосредственно от Бога, но и, при должном учете природы каждой нормы, и для законов Церкви. Поэтому необходимо, чтобы все сообразовывались с порядком, установленным законной церковной властью» (7).