Из молитвы делают сложное искусство, делают ее чем-то
сверхъестественным. При таком подходе молитва кажется очень трудным,
тяжелым занятием, а она, по сути, может быть очень простой.
Я в Ордене уже целых 64 года и в течение жизни посвятил молитве
немало времени. Например, молитве в хоре – то есть Литургии Часов,
совместному чтению псалмов братьями. В монастыре на это уходит около
двух часов ежедневно – с утра до вечера. Эти молитвы прекрасны сами по
себе и прекрасно исполняются, читаются по бревиарию, но, увы, иногда по
отношению к ним возникают кое-какие сомнения. Мне кажется, что с
течением времени «вычитывание» молитв превращается в формальность, а
этим ограничиваться нельзя.
Уже долгое время меня посещает одна мысль насчет молитвы. Один
вопрос, заданный Творцом в книге Бытия, в тот момент, когда человек уже
вкусил запретный плод. «Адам, где ты?» Очевидно, Бог прекрасно знал, где
Адам, ведь Он его сотворил.
Но Он хотел выяснить, что произошло между Ним – Творцом – и человеком,
сотворенным по Его образу и подобию. Адам не выбежал с радостью
навстречу, не ожидал Бога меж прекрасных райских дерев, посаженных самим
Господом, а где-то прятался.
До грехопадения Бог и человек вели между собой простой разговор,
ничего более. Когда человек согрешил, Бог стал искать его: «Хочу
поговорить с тобой, а тебя нет». Человек начал увиливать. «Почему
прячешься?» – спросил Бог. «Я без штанов», – ответил Адам. «Чего
боишься? Съел плод с запретного древа?» «Это женщина велела мне сорвать
плод с древа, и, кстати, эту женщину-соблазнительницу дал мне Ты». А
женщина сказала: «Меня соблазнил змей». Уже тогда люди сваливали вину
друг на друга.
Что это значит? Значит, что после грехопадения между Творцом и
творением что-то оборвалось, образовалась своего рода пропасть. Поэтому
стала необходимой медитация, возникли школы духовности – августинская,
игнацианская, кармелитская. В течение столетий должна была сложиться
целая искусственная структура – попытка перейти ту пропасть, которая
из-за последствий первородного греха отделила человека от Бога.
Перейти пропасть. Засыпать ее. Возьмем, например, размышление –
медитацию. Я не большой поклонник этой практики, хотя она издавна
принята и практикуется в Церкви. Мы, доминиканцы, обязаны посвящать
размышлению полчаса ежедневно, в других орденах посвящают больше
времени. Дольше всего размышляют новиции. Пишут себе «пункты» для
медитации. А все же что это значит: я, как христианин, обязан заниматься
размышлением?
Читаю Отче наш – молитву, которой научил нас Иисус. Прихожу к Отцу
небесному: «Здравствуй, дорогой Отче, любимый папа, я тут хотел
поговорить с тобой и написал все по пунктам», – то есть начинаю
медитацию. «Вот это первый пункт, второй и потом третий». «У тебя бзик,
ты болен? Что с тобой, парень?» – сказал бы нормальный земной отец. «Со
мной можно говорить просто. Приходишь и говоришь, в чем дело».
А тут Бог, Который называет Себя Отцом. Это не означает, что Он –
наивный папочка, Он – бесконечная Мощь, бесконечная Мудрость,
бесконечное Знание. И все это Он хочет передать нам, но в разговоре, в
простом разговоре.
Мы не знаем, как говорили Бог и человек в Раю, на каком языке, может
быть, на древнееврейском, а может быть просто обменивались мыслями без
слов.
Но каждый раз это был прямой разговор Творца и творения. Бога,
который сотворил человеческую природу по Своему подобию, чтобы человек,
подобный Богу, мог с Ним разговаривать и не укрывался бы за стенами
медитаций, размышлений, методов, систем, пунктов. Все они были тогда
совершенно ненужными.
Они понадобились лишь после падения – из-за греха первого и всех
последующих. Из-за греха первородного и грехов частных. Грех
первородный, самое страшное падение, был побежден Сыном Божиим через
Искупление. Делом Сына – второго Лица Троицы, посланного искупить нас –
было, как мне кажется, также избавить нас от необходимости не только
медитации, но вообще от искусственного, формального подхода к Богу как к
Отцу. Отец-Бог жаждет, чтобы вернулось – может быть, не в первозданной
полноте, чему препятствуют последствия первородного греха – нечто
похожее на исконную дружбу, вернулась простота бытия с Богом в Эдемском
саду. Бог ищет каждого человека: «Адам, Казимир, Степан, ты где?» –
кричит Он. (…)
Я много читал мистиков, все время читал их после своего обращения –
св. Иоанна Креста, св. Терезу Авильскую. Это они поделили духовную жизнь
на семь этапов, например, Тереза писала о семи обителях. В седьмой
живет Возлюбленный. Я начал погружаться в мистику. Читал книги, и думал:
а в какой я сейчас обители, в первой, во второй или в третьей? Такие
глупости. Читая трактаты, можно подумать, будто молитва должна быть
очень сложной, что дорога к Господу Богу исключительно тяжела. Св. Иоанн
писал о дороге на гору Кармил, а на полях рисовал горные уступы…
Коль скоро наша цель – просто быть с Богом, возвратиться к
утраченному, хорошо ли для этого проговаривать молитвы, конкретный
текст? Наверное, да, но «вычитывание» слов молитвы может быть
формальностью. Обязанностью. Священники и монахи обязаны это делать. Что
сделать, чтобы бревиарий, так называемая Литургия Часов, молитвы,
читаемые на мессе, перестали быть формальными? Они необыкновенно
красивы, поэтичны, особенно псалмы, но это всего лишь текст. Текст,
который стоит между мной и Богом. А между мной и Богом не должно стоять
никаких текстов. Только сыновство. Только то, что мы называем тайной
сыновства Божьего. Одновременно с сыновством, сперва утраченным, а потом
возвращенным, должна вернуться свобода непосредственного разговора с
Богом.
Что такого, если обращаться к Отцу соответственно установленным
правилам? Это не грех, но, по крайней мере, странно – стоять перед Отцом
и разговаривать с Ним формально. Бог назвал Себя Отцом, меня – сыном.
Здесь не место установленному этикету, расшаркиваниям, только лишь живой
разговор Отца и сына, сына, сотворенного Отцом. Это связь куда более
сильная, чем та, что связывает человека со своим земным папой, поскольку
я как сын Божий рожден в Духе Святом через крещение и остальные
таинства.
Из книги «Простая молитва» (Краков, 2010)
Перевод А. Паламарчук
Католический Крым
Новости
